Масштаб, с которым Блэки отмечают восемнадцатый день рождения младшей дочери, в досадливое утешение тем, кто не имеет и никогда не будет иметь положения и места, сходные с занимаемыми Блэками, оставляет одно лишь злословие. Друэлла, урожденная Розье, за годы брака с Сигнусом Блэком людскую зависть делает значимой частью своей жизни, и Нарцисса, единственная из трех ее дочерей, перенимает эту материнскую черту в полной мере, с самых юных лет распробовав терпкий вкус чужого уязвленного самолюбия.
Тщеславие Нарциссы, несоразмерное ее годам, верно идет рука об руку с любовью ко всякого рода празднествам, особенно тем из них, что по-настоящему удаются. Ей везет появиться на свет в начале августа, лучшего месяца и выдумать нельзя, с какой стороны не взгляни. Родиться в августе – родиться под счастливой звездой, приговаривает в детстве бабушка Кассиопея, пропуская сквозь черепаховый гребень белокурые волны ее волос. Под блэковской звездой, подсказывает ей Цисса. Приобретя теоретические знания о процессе деторождения, она как-то раз, смеха ради, прикидывает в уме дату своего зачатия – оказывается, она дите веселой и нарядной суматохи праздничных предрождественских дней – и находит результат своего маленького изыскания весьма символичным. Рождество – ее любимый праздник. Разумеется, после дня рождения.
В этом году Друэлла позволяет ей организовать торжество в честь себя самостоятельно от и до, превратив мероприятие в своего рода экзамен перед грядущим замужеством. Сотни гостей, цвет магической аристократии трех континентов, дальние и ближние родственники, старинные друзья семьи, деловые партнеры отца, закадычные подруги юности матери, и, конечно, жених со своими досточтимыми родителями, и в грязь лицом не то, что нельзя – абсолютно исключено.
Права на ошибку больше нет ни у кого из них, и никогда еще этих ошибок не ждут от них так страстно. Им не забывают Андромеду.
Прошлый день рождения Циссы не празднуют. Вместо большого приема, первого взрослого выхода в свет, подарков, поздравлений, танцев, салютов, восторгов и упоения Нарцисса вместе с родителями приезжает в дом на площади Гриммо и, привалившись плечом к дверному косяку, ослепшими от злых слез глазами – до того она и не подозревает, что умеет искренне, ненаигранно плакать – безмолвно наблюдает, как тетка Вальбурга, не скрывая мстительного удовольствия, сначала выжигает портрет Меды с фамильного гобелена, а следом берется за семейный альбом, искромсав ножницами все их совместные колдографии.
Обугленная брешь в гобелене, проплешины в колдоальбоме – и в сердце у Циссы тоже огромная дыра. Размером с Андромеду.
Уже второй ее день рождения без Меды.
Волнение перед школьными экзаменами не идет ни в какое сравнение с тем, что она испытывает перед первым своим вечером, на котором станет полноправной хозяйкой. Муштру домовых эльфов она чередует с проверкой всевозможных мелочей, пока матушка, наконец, решительно не отправляет ее готовиться ко сну, потому что плохой цвет лица именинницы не спасет никакое, даже самое выверенное, убранство. С Друэллой у них выходит серьезная размолвка из-за платья: Цисса настаивает на облегающем бордовом бархате с глубоким вырезом «сердечком», маленькими рукавчиками-буфами и полуоткрытой спиной, но мать категорически возражает, находя туалет не соответствующим ни возрасту, ни статусу дочери, предлагая взамен что-то более легкое и воздушное. Эти голубо-розово-желтые ярды муслина, газа, органзы и фатина Нарцисса гневно вышвыривает на лестницу, не обращая никакого внимания на ахи модистки – жалобные – и Друэллы – возмущенные. К своему великому сожалению, она не может себя назвать отличницей по этой тремудрой, так туго дающейся ей дисциплине «Люциус Малфой», но ведьмовское чутье подсказывает ей, что едва ли он польстится на наряды клубничного безе, ванильного зефира или фисташкового мороженого – никакой симпатии к десертам Цисса за ним не замечает (впрочем, в его симпатии к себе самой, она тоже порой мучительно сомневается). После долгих препирательств и не меньше трех десятков нарядов, отброшенных прочь даже без примерки, все же находится компромисс: чернильное атласное платье по фигуре на тонких бретелях с недлинным шлейфом, расшитым стеклярусом, и большим бантом на корсаже сзади. Цисса тут же придумывает себе, что сдержанность во взгляде Люциуса на нее, когда она церемонно выходит встретить его и будущих свекров в начале праздника, обозначает высшую степень восхищения, для которой он оказывается не в силах подобрать правильных слов.
Вечер, плавно перетекающий в густую звездную ночь, какие бывают только в августе, блестящим и ровным аллюром подходит к закономерному финалу всякого праздника – окончанию; гости принимаются прощаться, по очереди подходя к Нарциссе.
— Я была рада вас видеть, - величественно кивает головой Цисса, протягивая руку для поцелуя откланивающимся джентльменам, — Прошу меня простить, но мне необходимо сделать тотчас несколько распоряжений, - она награждает любезной улыбкой обступивших ее волшебников и выскальзывает из плотного кружка, оставляя вместо себя раскланиваться Сигнуса, как хозяина дома.
Спешно подобрав юбки, Нарцисса пробегает из холла в бальную залу, откуда еще доносятся обрывки смеха, веселые голоса и хрустальный звон бокалов, по пути тревожно высматривая Люциуса среди неспешно расходящихся гостей. Не мог же он, в самом деле, сбежать, не попрощавшись с ней! Не найдя Малфоя ни в большом зале, ни в зимнем саду, ни на террасе, уже в легком отчаянии Цисса заглядывает в библиотеку – Люциус, как ни в чем не бывало, устраивается на подлокотнике кресла с книгой в руках.
У Циссы на мгновение схватывает дыхание.
— Извини за вторжение, — в глубине ее голоса сквозит невесомая усмешка, — Я хотела узнать, решил ли ты остаться на ночь, - продолжает она уже очень ровным голосом, не моргая глядя на Малфоя. Для родственников и близких друзей отец планирует на завтра охоту, а после пикник в парке.

[indent]То, что он идиот, Малфой понял почти сразу. Прошло в лучшем случае недели две – и он уже наверняка знал, что об этом поступке будет жалеть если не до конца жизни, то во всяком случае довольно продолжительное время. А уж когда Темный Лорд впервые не стал тратить время на письмо, а вызвал его не заморачиваясь, просто приставив к темной метке еще одного барана, волшебную палочку, Малфой окончательно осознал всю глубину своего идиотизма.
[indent]Все бы ничего, он сам с собой как-нибудь да разобрался бы, но спустя еще недели две подключился отец, и ему стало совсем плохо.
[indent]– Ты хоть понимаешь, что натворил? – однажды вечером мягко поинтересовался у него отец, и интонация, с которой был задан этот вопрос, говорила сама за себя: так разговаривают с маленькими детьми, больными животными и… умственно отсталыми.
[indent]– Да… – не очень уверенно ответил он.
[indent]К какой именно категории отнес его отец, Люциус понял без труда.
[indent]– И что же?
[indent]– Я вступил в организацию "Пожиратели смерти", которая…
[indent]Он осекся, потому что почувствовал себя уже не просто идиотом, а полным кретином.
[indent]– Это все, что ты понял? – отец все еще звучал мягко, но Люциус отчетливо слышал его раздражение и разочарование.
[indent]– Я понял, что позволил ему меня заклеймить.
[indent]– И зачем?
[indent]– Не знаю.
[indent]Пожалуй, по глубине идиотизма это было сопоставимо с… Ну разве что с единственным в его жизни туалетным свиданьем. Что тогда, что сейчас, он просто-напросто проигнорировал инстинкт самосохранения и полез на амбразуру. Да не просто полез, а с полез с интересном, с радостью, со всем присущим ему энтузиазмом.
[indent]Если и было что-то внутри него, без чего он не мог существовать, так это тяга к экспериментам. А что будет, если?..

[indent]То, что он идиот, Малфой понял почти сразу. Прошло не больше месяца. Или двух. Или трех. В общем, спустя месяца четыре, в крайней случае – через пять, Малфой уже наверняка знал о том, что о вступлении в славные ряды Пожирателей смерти будет жалеть если не до конца своих дней, то во всяком случае довольно продолжительное время.
[indent]Но в какой именно момент в сознании забрезжил свет, сказать было сложно.
[indent]Может, когда Темный Лорд впервые не стал тратить время на письмо к нему, а вызвал через метку.
[indent]Может, когда Темный Лорд впервые вызвал его среди ночи, заставив, во-первых, подняться с постели не выспавшимся, а во-вторых, пренебречь ванной и чашечкой кофе.
[indent]Может, когда Темный Лорд  отдал первый приказ, а Малфой вдруг обнаружил, что не выносит приказов. Вообще. Никаких. От Темного Лорда эти приказы исходят или не от Темного – ему, прямо скажем, до звезды, сути это не меняет.
[indent]Или когда Темный Лорд впервые убил у Малфоя на глазах. Причем просто так убил…  Был человек. А теперь нет.

[indent]То, что он идиот, Малфой понял почти сразу. Прошло никак не больше месяца. В крайнем случае не больше двух. Или трех. Словом, не далее как через полгода Малфой уже наверняка знал о том, что о вступлении в славные ряды Пожирателей смерти он будет жалеть если не до конца своих дней, то во всяком случае довольно продолжительное время.
[indent]Но в какой именно момент в его сознании забрезжил свет, сказать было сложно.
[indent]Может, когда Темный Лорд впервые вызвал его среди ночи, заставив, во-первых, подняться с постели не выспавшимся, а во-вторых, пренебречь ванной и чашечкой кофе.
[indent]Или когда Темный Лорд отдал ему первый приказ, а Малфой вдруг обнаружил, что не выносит приказов. Вообще. Никаких. Причем от Темного Лорда эти приказы исходят или еще от кого – ему, прямо скажем, до звезды, сути это не меняло.
[indent]Или когда Он впервые убил человека прямо у Малфоя на глазах. Причем просто так убил… Ну то есть не совсем просто так, но из-за пустяка. Они с приятелем всего-то ушли в запой на недельку и пропустили несколько собраний. Что тут такого? Они ведь не собачки, чтобы прибегать, поджав хвост, по первому зову… 
[indent]Реакция на эту наивную до нелепости мысль последовала незамедлительно. Простая и понятная, как таблица умножения: да, господа аристократы, дело обстоит именно так, вы теперь собачки и должны прибегать по первому зову.
[indent]Вспоминая тот вечер, Малфой долго и мучительно размышлял, чем руководствовался Темный Лорд, выбирая, кого из них убить? И можно ли это убийство расценивать как предупреждение? Как бы там ни было, Малфой расценивал. Пока Повелитель его не трогает. Но при всем своем идиотизме конченым идиотом Малфой не был и понимал: долго так продолжаться не может, его неприкосновенность – это лишь вопрос времени. Придет час – накажут и его. Причем накажут непременно показательно. Хотя бы потому, что он Малфой.
[indent]Внутренний голос кричал ему бежать не оглядываясь, но бежать он не мог: из-за родителей, из-за невесты, из-за бизнеса, в конце концов. Поэтому Малфой, сжав зубы, искал другие способы решения этой неразрешимой задачи.
[indent]Но других решений не было. Ни одного.
[indent]Тогда он пришел к отцу.
[indent]Никогда в жизни Люциус не приходил с проблемами к отцу, а тут пришел и внезапно выяснил, что папа, вообще-то, и так обо всем знает.
[indent]– Если я правильно тебя понял, ты наконец-то осознал, что именно натворил, – разглядывая метку у него на предплечье, спокойно сказал отец.
[indent]– Ну, что-то вроде того…
[indent]– И что же?
[indent]– Я вступил в организацию "Пожиратели смерти", которая… – Люциус начал довольно уверенно, но осекся, потому что под отцовским взглядом почувствовал себя уже не просто идиотом, а полнейшим кретином. Каким он, строго говоря, и являлся.
[indent]– Это все, что ты понял? – по-прежнему очень спокойно, даже мягко спросил отец.
[indent]– Нет, я… 
[indent]– Что?
[indent]– Я понял, что я дал ему себя заклеймить.
[indent]Отец едва слышно вздохнул. Кажется, с облегчением. И Люциус не стал его за это осуждать: будь он на месте отца, он бы тоже захотел выяснить, каков истинный уровень умственного развития у родного чада.
[indent]– Лучше поздно, чем никогда. Скажи мне только одно: зачем?
[indent]– Понятия не имею… Мне было… скучно…
[indent]– Ну что ж, – отец поднял на него свои бледно-серые, почти прозрачные глаза и внезапно усмехнулся, – тогда радуйся, Люциус. Благодаря тебе мы все скоро очень хорошо повеселимся.

[indent]После они проговорили еще несколько часов. Отец без обиняков заявил, что, раз Люциус добровольно согласился стать рабом, сделать ничего нельзя: ни разорвать связь, ни даже сделать метку чуть менее заметной. "Ситуацию может исправить разве что смерть Темного Лорда, да и то я в этом не уверен. Кстати, Люциус, я бы на твоем месте не называл темную метку мерзостью. Понимаю, она тебе не по душе во всех смыслах, в том числе эстетически, но у твоего Хозяина (да простят тебя наши достопочтенные предки) может быть другое мнение на этот счет".
[indent]А напоследок Малфой-старший улыбнулся своему сыну своей мягкой, кошачьей улыбкой и велел не расстраиваться. «Это все, в сущности, такие пустяки, мой мальчик». Как будто Люциус расстраиваился. Он не расстраивался и не собирался. Расстраиваться всерьез слишком утомительно, а он не любил ничего утомительного. Однако Люциус продолжал искать информацию, надеясь, что отец ошибается и все можно исправить, нужно лишь приложить усилия.